Черная буря - Страница 2

Тем не менее выходить в море было необходимо, потому что люди знали, что треска идет, что к Семи Островам и к Лице шняки полными-наполно возвращались, а за всю весну наработано немного. Отдали клячь - веревку, служившую причалом, и направились из бухты.

Шняка была далеко не из молодых и видала всякие виды, но она была ходкая, юркая и хорошо слушалась руля. Значительно накренясь, вышла она в полветра, миновала гряду и направилась в открытое море. Кое-где виднелись другие шняки, выискивавшие хорошей стоянки. Все зависит от случая; на больших глубинах океанских ничего не разглядеть.

Поморы вообще не говорливы, но о том, куда направиться и где якорь бросить, все-таки говорили. Подросток-зуек оказался и тут советчиком.

- А у нас, - говорит, - в Сороках, мать сказывала, что ей странничек совет давал!

- Странничек?

- Где крест, говорит, выйдет - там и бросай, - добавил зуек.

- Как это крест? - спросил Вадим.

- А четыре щепышки или суковья малые взять надо, да по четыре штучки на воду и бросай, и гляди: где крест!

- А ну!

На грязном днище шняки всегда щепышки да суковья найдутся; все они словно пропитаны рыбьим жиром и поблескивают рыбьими чешуйками. Стали бросать на волны щепышку; больше для забавы, конечно, а шняка тем временем шла быстро-быстро, покачиваясь из стороны в сторону и описывая концами мачт длинные кривые.

Накренившись, скользила она по круглым скатам не крутых, но очень могучих волн. Крестики долго не вырисовывались щепышками. Принялись насаживать наживку. Легко сказать: на две тысячи и больше крючков по рыбке насадить! Не вся насаженная рыбешка сразу пооколела, и наживленные части яруса - так называется рыболовная снасть - пошевеливались под ногами поморов какою-то странною, мучительною судорогою, какою-то грудою безмолвных, шелестевших страданий.

К вечеру, на избранном месте, был брошен в море последний кубас, то есть весь ярус, длиною более версты, с наживленными двумя тысячами крючков, протянулся по океану, приманивая жадную треску. Выкинуть ярус надо много часов времени. К последнему кубасу, голомяннику, или кошке, привязали веревку, сажен в сто длиною, так называемую симку, а другой конец ее прикрепили к носовому штевню шняки. Глубина на этом месте оказалась около восьмидесяти сажен; хотя ночь была сравнительно светла, но о том, чтобы видеть берег, - не могло быть и речи.

Стоянка с закинутым ярусом должна длиться шесть часов; надо людям поесть, надо отдохнуть. На этот раз, кроме соленой сельди и хлеба, взято было и крошево, то есть рубленая капуста, фрукт для поморов южный, но имеющийся налицо, в качестве колониального товара, у прибрежных фактористов. Раньше всех приложился к кадушке с капустою Вадим: он сгорстил капусту, то есть взял в горсть с добрую чашку, и не замедлил, поедая, разукрасить себе капустой усы и бороду; этому способствовало и усиливавшееся волнение.

- Эка бась какая (по-местному - красота)! хи, хи! - проговорил зуек, указывая на Вадима. - Капустой обсел!

Расстояние между обоими было большое, и разбойный человек опять-таки показал зуйку кулак.

Обратились к рому, к знаменитому норвежскому, вонючему, продаваемому безакцизно, отравляющему все наше поморье.

- Мертво пить хочу! - проговорил Вадим.

- То-то одежу всю пропил, в рямках (то есть лохмотьях) ходишь, ответил зуек и, ранее Вадима, осушил нипочем жгучую четвертную.

- Постреленок - ужо погоди! - ответил Вадим.

- А что, робя (то есть ребята), не сниматься ли? - проговорил хозяин. Беть идет, буря будет?

- Соснуть бы!

- Где тут спать!

Хозяин был прав. Беть - буря шла действительно, налетала быстрая и, надо сказать, неожиданная. Она посылала предвестниками своими судорожные порывы вихря, тороки. Западный, дождливый ветер обещал с утра более прочную погоду.

Кончили с питьем и едой, кончили раньше, чем думали, и принялись убирать ярус, потому что крепчало.

- Не ряхайся, ребята, не медли! - подбадривал хозяин.

Притянулись к кубасу, вытащили якорь, стали собирать ярус; крючки, выходя из воды, обнажались одни за другими, все пустые: или не было в этом месте трески, или не успела насесть. Изредка-изредка шлепалась в шняку грузная рыба. В хороший улов что ни крючок - то рыба, ожерельем тянется, тесьмой блестит, руки оттягивает и в шняке что золотистая гора нарастает, а тут ничего, ровно ничего!

Уборка яруса, несмотря на порывы усиливавшихся шквалов, была закончена почти до половины. Всякий человек знал свое отлично, суеты не было. Но все это были только человеческие усилия, только расчеты ума, навыка, терпения и отваги людской, неизмеримо маленькие в сравнении с тем, что готовилась показать природа.

На Ледовитом океане, в непогодь, в бурю, или в беть, как здесь говорится, иногда, среди белого дня, налетает совсем глубокая тьма. Грузные тучи, цвета черного шифера или аспида, круглыми очертаниями своими, полные мрака и холода, спускаются и налегают на черные, как и они, океанские волны. Только кое-где, в этих небесных, почти сплошных, черных, аспидных громадах, просвечивают световые пятна неба, единственные свидетели и продолжатели царящего на остальной земле дня. Не поверить этому мраку, если не видеть его; световыми пятнами светятся только самые высокие всплески гигантских волн и кажутся резко-белыми; белее их - крылья кружащихся в воздухе чаек.

Дрогнула старая шняка всем телом своим, когда, совершенно неожиданно, замело кругом в воде и воздухе сильнейшим шквалом. Не успели люди опомниться, как словно отрезало где-то ярус и помчало шняку в сторону. К счастью, парусов не ставили, и удар шквала был не так силен, не так опасен, как бы мог быть. Заметалась шняка из стороны в сторону; еще удар волны - и руль сорвался с петель и унес с собой и румпель и погудало. Ни о каком управлении нечего было и думать; шняка словно обезумела.